Филатовская детская больница была далеко не самым плохим вариантом в 1987 году для семилетнего мальчика с хроническим насморком и аденоидами. В приемном отделении мама сказала, что ничего страшного не будет, просто «уберут сопли из горла», а потом она обязательно купит ему килограмм пломбира — потому что после этого нужно обязательно есть много холодного.

Поднявшись в палату, мама закинула в тумбочку с отваливающейся дверцей комплект сменного белья, пару яблок и ушла. День прошел в играх со сверстниками, а ночью мальчик долго не мог заснуть, но все же ближе к утру сон сморил его. Подняли палату часов в 6 и колонной повели на второй этаж, в хирургию, поставив всех в очередь. В хирургическом кабинете было темно, пахло спиртом, сигаретами и перегаром — от врача, который делал операции. Мальчика усадили и тут же примотали марлевыми жгутами руки к ручкам жесткого кресла. Было жутко страшно, но все только начиналось — голову ребенка примотали к спинке.

«А ну, рот открой! Рот открой, кому сказал!» — рыкнул хирург, разжал мальчику челюсть и запустил в горло какой-то острый инструмент, которым начал скрести по носоглотке. Было ужасно больно, и ни о какой анестезии речь, конечно же, не шла. После операции мальчику выдали серое полотенце (когда-то оно определенно было белым — лет десять назад), в которое сказали отхаркивать кровь. Никакого мороженого мама, конечно же, ему не купила, но он был безумно рад тому, что уже после обеда та пришла за ним увела из этого страшного заведения.