Но, если подумать, в старославянском языке девять веков назад одних только склонений существительных было шесть штук, да и те с вариантами. Число склонений сократилось – и никто по этому поводу панику не бьёт. И по забытым словам не бьёт. А «ползущие» ударения – так это вообще, в исторической перспективе, - мелочь. Которая была всегда. Вообще 50 лет для языка – это не срок. Сейчас, на наших глазах завершаются процессы, которые начались сто лет назад. Например, после 1917 года звучащая речь приблизилась к письменной. Именно тогда люди стали говорить «було[ЧН]ая» вместо старомосковского «було[ШН]ая». И даже словарь профессора Ушакова всё ещё рекомендовал произносить слово «взято[ЧН]ик», не иначе как «взято[ШН]ик». Вы так говорили? А когда-то это было литературной нормой. Кирилл Горбачевич утверждал, что в XVIII веке так даже писали. И изменилось это при нас, на наших глазах.

Что это значит? Что в ближайшие 50 лет в языке продолжатся те изменения, которые мы уже видим сегодня. Что-то, что сейчас кажется нам диковинным и непривычным, станет обычным, а что-то умрёт. Но выберет из всего многообразия только сам язык. Например, в норму могут войти многие нынешние заимствования из английского. Если не исчезнут к тому времени, конечно, или не сменятся на китаизмы. Эта закономерность не нова – откуда везём предметы, оттуда заимствуем и слова.

Эксперты единодушно твердят, что «кофе» окончательно станет среднего рода, «парашют» обретёт «у» вместо «ю», а нынешние просторечные «Миш» и «Маш» официально закрепятся в качестве нового звательного падежа. (Да, это новый падеж, не всему же упрощаться).