Вообще, процедура исполнения приговора тщательно скрывалась и являлась государственной тайной. Даже бухгалтер, выплачивающий заплату палачу, не знал его точного имени. Для сохранения имени исполнителя в тайне, в спецотряде числились несколько человек, исправно получавших одну и ту же, довольно не маленькую, зарплату. И лишь один из них приводил приговор в исполнение. Тайной становилось и время и место расстрела, а также место захоронения осужденного, которое не называли даже его родственникам.

Часто они получали лишь сухую бумагу из суда, гласящую, что осужденный приговорен «к десяти годам лагерей без права переписки». Многие родственники прекрасно понимали, что на самом деле означают эти слова. Сам приговор был тайной для осужденного. Человек до последнего момента не знал и не хотел верить в неизбежность наказания, надеясь, если не на помилование, то хотя бы на пожизненное заключение. Приговор, дабы заключенный не успел покончить с жизнью самостоятельно, объявлялся в последний момент. О расстреле приговоренные узнавали только непосредственно перед казнью.

В небольшой комнате, куда заключенного доставлял специальный конвой, прокурор уточнял имя осужденного, сличал его лицо с фото в личном деле, после чего, убедившись, что перед ним именно тот, кого ждет расстрел, оглашал приговор. Чаще всего из уст прокурора звучало: «Верховный суд ваше ходатайство о помиловании отклонил». Это означало, что ждать снисхождения уже бесполезно. После этих слов приговоренного заводили в специальный кабинет, в котором приговор приводили в исполнение.