После съезда к руководителям партии потоком пошли документы о фальсифицированных процессах, пытках заключенных, несправедливых приговорах. Началась реабилитация невинно осужденных — не только отдельных людей, но и целых народов. Отменялись многие сталинские постановления.

Но что делать со Сталиным — не знали. Шел бесконечный спор: с одной стороны, он совершил тяжкие преступления, с другой — под его руководством строили социализм, одержали победу в войне… Назвать покойного вождя преступником язык не поворачивался. Как быть членам президиума ЦК, которые десятилетиями работали с ним рука об руку? Они тоже в таком случае должны нести ответственность.

В больших городах интеллигенция бушевала и требовала ответов: говорите всю правду! А кому-то рассказ о сталинских преступлениях казался неправдоподобным, люди, воспитанные советской пропагандой, просто не хотели ничего слышать. Смущала сама атмосфера. Текст хрущевского доклада читали на закрытых собраниях. Публичные обсуждения запрещались, текст берегли как государственную тайну. Хрущевский доклад породил такую бурю эмоций, что в Москве испугались продолжения разговора. И началась кампания «ликвидации ущерба», нанесенного политической и идеологической системе разоблачением сталинских преступлений.